понедельник, 9 октября 2017 г.

Вот бы увидеть...


Вот бы увидеть, как ты просыпаешься,
Робко вдохнуть: пахнешь дымом, вином;
 
Ночь погасив, поутру улыбаешься…
Вся твоя жизнь для меня за окном.

Вот бы увидеть, как ты целуешься,
Сейчас тебе можно, пока ты чужой,
Трезво молчишь, ревнуешь, хмуришься…
Когда ты мерзавец, когда ты святой.

Вот бы увидеть, как ты раздеваешься,
С рассветом вернувшись дикий, хмельной,
Гневно кричишь, желаньем взрываешься…
Как засыпаешь к кому-то спиной.

Вот бы увидеть, как ты влюбляешься,
Мир на распашку безумный, большой;
Как ты взрослеешь, теплеешь, меняешься…
Вот бы увидеть, как становишься мной.


четверг, 27 июля 2017 г.

Вы напишите письмо мне короткое...


Вы напишите письмо мне короткое,
Пустые фразы разбейте вдребезги,
От вас осталось мне чувство глубокое,
Прочту его я с долей трезвости.

Вы напишите о жизни мгновениях,
И о мечтательной вашей бессоннице,
Как у окна стоите в сомнениях,
Гоните мыслей гнедую троицу.

Мне напишите, как счастьем гонимы вы,
А может, кем-то любимы до одури?
Станьте безжалостны, будьте ревнивыми,
Водопадом пролейтесь, пусть даже на отдали.

Вы напишите, как птицы тревожат час,
В утренний дом врываются с криками.
Может, Вы заняты чем-то сейчас?..
Пьете вино? Сражаетесь с "рифами"?

Вы не пишите палитрою осени,
По этикету, при фраке, в молчании,
Не утверждайте, что просто не поняли,
Порывы мои, тепло при прощании.

Вы не пишите, простив оскорбления,
Чтоб снова я стала музы виновницей,
Не преклоню пред вами колени я,
Другом вам стану, но не любовницей.

пятница, 14 июля 2017 г.

Скажете, правда моя припозднилась?


Скажете, правда моя припозднилась?
Отвечу я прямо, чего-там скрывать,
В ваших словах - несправедливость,
Обиды - полмили, любви - шагов пять.

С чего вы решили, что можете больше,
Чем вам судилось бы чувствовать, знать.
Я вас прошу, до чего это пошло,
С любовною прозой роман свой связать.

Поспорите?.. Мол в ваших порывах,
Нет и намека на голую страсть?
Вы говорите, упали с обрыва?
Мне следует также с вами пропасть?

Что вы, как Есенин, шатались по миру,
Шумели, кружились, ни дать и ни взять.
Шаг - и Вы снова влюбились…
Веру сменили, решили страдать.

Слушаю вас, и становится больно,
За то, что смертельно пристали ко мне.
Скажите, вы кто?! Может хватит?! Довольно!
Мне чувства знакомы, не новы уже...

            * * * *
Я буду скорбеть за безумным поэтом,
Он научил меня жить в полусне...
Мне стыдно, мне жалко прощаться на этом…
Надломлена я, нет жизни во мне.
 

понедельник, 3 июля 2017 г.

Расстелиться бы снегом по улицам...


Расстелиться бы снегом по улицам,
Или сгинуть, не ждать весны?
Закрывая глаза на все пуговицы,
Только б сердце смогло снести.

Эти дни так пропитаны голодом:
По тебе, по любви, тем снам.
Режет память твой голос с холодом,
Он гуляет в ночи по углам.

Я хочу быть как рифмы лезвие,
И под кожей наш ритм писать.
Вновь распять тебя как созвездие,
В простынях скуку-ночь разорвать.

Расстелиться бы снегом по улицам,
Я люблю, когда город как лист,
Чист от мыслей пустых, от бессонницы,
Без лица, без души, без границ.

суббота, 11 марта 2017 г.

Морфин


Весна пропитана твоим морфином, 
И от желания рвутся границы. 
Руки пропахли от никотина, 
Любовь – глаза, две карие птицы. 


Размазаны грязью дороги, нервы,
Звуки клаксона взрывают сферы.
Тебя я встречаю на перроне премьеры,
Люблю твои губы, вены, манеры.

Весна так восторженно дышит тобою,
Тем, как ты пишешь свои коллатуры.
А я не могу без тебя, чёрт, вовсе,
Волосы спутаны, ветра струны.

На этот раз - наш дом среди сосен…
Дым улетает в небо, под стоны,
Ты разрываешься утром в восемь,
Под вязкий джаз, выходишь из комы.
 




суббота, 2 июля 2016 г.

Окна с желтыми занавесками






Глава восьмая



Ванная комната искрилась от летающих в воздухе мыльных пузырей. Вуди, сидя со мной в ванне, в пушистой как снег пене, пускала их коктейльной трубочкой. Какие-то пузыри радужными шарами падали, растворяясь в белоснежной пене, какие-то - полусферами зависали на мокрых стенах, напоминая собой растолстевших лягушек, которые, словно набрав полные груди воздуха, в надежде покорить нас своим пением, лопались, едва начав свои арии, осыпали наши головы мелким искрящимся дождиком.

От обилия пены и пузырей ванная комната мне казалась небесным облаком. Необычайно широкая и длинная в ней ванна была похожа на индейскую пирогу, а Вуди с трубочкой в маленьком рту - на краснокожего индейца, выпускающего из духового ружья отравленные стрелы. Раньше мне никогда не приходилось видеть такую большущую ёмкость для купания, ведь дома у мамы она больше походила, если не на корыто, то на что-то очень близко напоминающее раковину.

- В вашем возрасте… - разорвала нашу пузырьковую феерию бабушка Нюра, – у нас такого не было, чтоб взял и набрал из крана водицы, да ещё и полную ванну, - ведёрками издали её натаскать надобно было…

Первое впечатление от знакомства с бабушкой у меня произошло, когда она ловко увела нас мыться, едва мы с Вуди – понурые и чумазые - переступили порог квартиры.

В белоснежной, длинной, до самых пят сорочке, больше походившей на платье, выделанной из грубой льняной ткани ручной работы и обильно вышитой гладью с васильками небесного цвета, небольшого роста бабушка, предстала в моем воображении доброй феей, появившаяся словно из неоткуда, почувствовав, что нам с Вуди требуется помощь. ё Её ноги украшали высокие, напоминая сапожки, вязанные тапочки. Ухоженные седые волосы, аккуратно заплетённые в две толстые косы и заколотые резными деревянными гребнями, ещё больше подчёркивали образ доброй волшебницы. Глаза настолько сильно излучали энергию добра и любви, что её посечённое временем лицо казалось мне белоснежно-белым. Она смотрела на меня таким тёплым обволакивающим нежностью взглядом, от чего меня переполнили чувство растерянности (ведь для неё я - лишь незнакомая девочка), и неизвестное мне ранее чувство родства и близости - словно мы всегда с ней были вместе.

Бабушка сразу поняла, что нас ждёт, поэтому, пообещав Марии Ивановне, что вымоет нас не хуже Мойдодыра и проведёт воспитательную беседу, прямиком повела в ванную комнату.

В этот день, благодаря её доброте, хоть и с небольшой отсрочкой, но нам  всё же удалось избежать гнева апельсиново-волосой женщины.

- А издали это откуда? – полюбопытствовала я, и, случайно вобрав в нос пены, громко чихнула. Впервые, за все время нашего знакомства, Вуди хихикнула, чем вызвала у меня непреодолимое чувство радости. И я, чтобы окончательно её развеселить, специально, ещё раз, набрала в нос пены и снова громко чихнула. Смех Вуди мне показался звоном колокольчиков.

- Из речки, деточки… глубокой и о-о-очень опасной, – дождавшись пока Вуди прекратит смеяться, бабушка продолжила с нами разговор, - в те времена водичку-то все оттуда черпали. Речка тогда нас и поила, и кормила… хоть и строгая была… и таинственная.

- Таинственная?.. – с любопытством спросила я.

- Да, деточки. Люди в деревне тогда думали, - продолжила бабушка,- что поселилось в ней какое-то чудище - уж много душ человеческих загубила… да и зверья всякого с домашней скотиною.

- А вы не боялись туда ходить?.. – Не унималась я.

- Это я сейчас всего боюсь… а тогда у нас одно желание было – увидеть того душегуба.

- И как, увидели?.. Расскажите нам про него!..- С неприсущей мне наглостью, словно забыв, что передо мною стоит едва знакомый мне человек, я продолжала третировать своими вопросами бабушку.

- Ох… давняя эта история, всего уже и не припомню… - продолжала бабушка. - Мне тогда жутко страшно было… А вы... не испугаетесь?.. Улыбнувшись, посмотрела на нас бабушка.

- Нет, конечно!.. – выпалила я в ответ, будто ждала, о чём именно должна спросить нас бабушка, и перевела взгляд на Вуди. Та, чтобы не показаться передо мною трусишкой, утвердительно кивнула головой, но в её глазах можно было прочесть, насколько история, которую мы сейчас услышим, будет действительно страшной.

- Ну, хорошо, внучатки, слушайте! – сев на рядом стоящую с ванной табуретку, седоволосая фея начала свой рассказ. - Давно это было. Как я уже и говорила, была я тогда примерно вашего возраста. Из нашей деревни, к той самой речке, вела всего одна тропинка, кругом же были - непроходимые топи, с густо поросшими камышами. Мама мне тогда строго настрого наказывала ходить только этой тропинкой, и нигде не сворачивать. Но в деревне тогда у всех стоял один вопрос: что ж за чудище поселилось в речке? И я как-то подумала: раз тропинка к речке одна, то может чудище видит нас, когда мы по воду ходим. Тогда-то я и прибегла к хитрости - чтобы наконец увидеть его. И вот, одним ранним утром, я шла уже по новому пути - сквозь камыши. В одной руке у меня - небольшое ведёрко (я маме сказала, что пошла по воду), в другой – палка, с помощью которой я расчищала себе дорогу. Не дойдя до берега, чуется мне тоненький мышиный писк. Бурное течение реки несло маленькую полевую мышку. Мне стало жалко её. И я зашла по пояс в речку, в надежде достать её своей палкой. Но сильный поток реки относил её всё дальше от меня. Тогда я схватила своё ведёрко, и, сломя голову, бросилась вдоль берега догонять её. И вдруг на моём пути вырастает непроходимая стена из камыша.

Бабушка так увлечённо, с детским азартом и переполняющими её сердце чувствами, проведывала нам события того незабываемого дня, словно всё это приключилось с ней вчера, мне казалось, будто перед нами сидит девочка, которая, тайком от родителей, закрывшись в ванной комнате, делится приключениями со своими подружками.

Моё внимание привлекло лицо Вуди. Оно красноречиво передавало все те чувства, которые витали в воспоминаниях бабушки: испуг - быстро переходящий в удивление, оттенки радости - меняющиеся со скоростью молнии на более холодные тона. Никогда мне ещё не приходилось видеть столь быструю смену эмоций. Меня забавляло это, где-то удивляло, и в то же время, порождало ещё больший интерес к этой необычной, молчаливой девочке.

Бабушка, налив мне на голову шампунь, ласково, словно обращаясь не ко мне, а к той полевой мышке, прошептала, чтобы я самостоятельно вспенила себе голову и продолжила свой рассказ:

- Не колеблясь, я стала обходить камыши вброд, как вдруг с головой ушла под воду…

После этих слов, Вуди попробовала инсценировать бабушкино погружение, и, едва опустив голову и поперхнувшись водою, вынырнула, выплёвывая изо рта пену. Образовавшийся под носом мыльный пузырь, рассмешил нас с бабушкой. Вуди поначалу сидела, надувшись на нас, сморщившись, сведя брови, но уже через минуту разлилась звенящим громким смехом.

 - …Место это оказалось очень глубоким. Я попыталась всплыть, но ведёрко в руке тянуло меня ко дну. Я бросила его, и всплыла... но почему-то далеко от берега. Оказалось, что меня отнесло течением… Я даже не заметила, как меня уже кружит по какой-то огромной воронки, а рядом - та самая полевая мышка. Нас, словно на карусели, гоняет по кругу зловещий водоворот. Это то самое ненасытное чудовище пытается затянуть нас с мышкой в своё глубоководное царство…

Бабушка, прервала свой рассказ, улыбнулась, чем немного смягчила наш испуг, и принялась смывать с моей головы шампунь.

- Не бойтесь, деточки, дальше будет не страшно… - с нежностью в голосе проговорила бабушка. – …Случайно рукой я цепляюсь за ветку дерева, которое росло на берегу. Его молнией переломило пополам. Верхушкою оно ушло под воду, а вот корнями всё же продолжало держаться за берег, как мы с мышкой - боролось за свою жизнь. Почувствовав надежду на спасение, я крепко схватилась за ветку, и не спеша - чтобы не оторвать - стала тянуть её к себе, перебирая по ней руками… Ах, да, чуть про мышку не забыла! Я поймала её и посадила к себе на голову. Так мы с ней и выбрались на бережок…

Ванная комната наполнилась детским радостным смехом.

- На бережку обсохла, - продолжила бабушка, - сразу было побоялась идти домой, ведь мой внешний вид и загубленное ведёрко красочно объяснили бы маме, что со мною произошло.

- Мышку тоже с собой забрали? – спросила я.

- Какой там!.. - с сожалением сказала бабушка,- стоило мне опустить её на земельку, как она махнула мне хвостиком, в знак благодарности, и убежала к своим деткам… или может как я - к маме.

Поднявшись с табуретки, бабушка принялась мыть голову Вуди. Взбив её рыжие волосы в большой пенный шар и немного помассировав, она обильно смыла их водой.

- А чудища того так никто и не увидел… - положив душевой шланг на раковину, поспешила закончить свой рассказ бабушка, - зато теперь точно все знали, где его место обитания… и врата в подводное царство.

Вуди, стараясь не пропустить ни единого слова, молча следила за каждым движением губ бабушки.

- Бабушка Нюра, это чудище еще там? – Взволновано, спросила я.

- Думаю, да, деточки…

- Сколько можно плескаться?!. – разорвал нашу идиллию, по ту сторону двери, какой-то недовольный мужской голос, отчего мы с Вуди испуганно вздрогнули.

- Не бойтесь, деточки, это не чудище, это папа Люлечки, - с иронией успокоила нас бабушка, – вытирайтесь, а я пока сбегаю за вашими пижамками.

Набросив на нас полотенца, бабушка вышла из ванной комнаты.

- Люлечка?.. – Молча удивилась я, и продолжительно посмотрела на Вуди, - оказывается, у неё два имени… и одно смешнее другого… Гм… Люлечка! Это как люлька для младенцев, что ли? Странное имя!..

Вуди вылезла из ванной, и тщательно стала вытирать ярко-зелёным полотенцем своё белоснежное густо покрытое веснушками тело. Моё воображение не переставало рисовать красками. Я представила себе, что она вытирается водорослями из того подводного царства. 


    Цвета перемешивались с чувствами: страхом – который отголоском всё ещё витал в моей голове, восторгом – что, оказывается, бабушка была такой же бесстрашной, как и я, девочкой, и печалью – что раньше у меня никогда не было такой семьи… такой бабушки, которая вот так, словно близкая подружка, рассказывала бы мне свои незабываемые истории.


Окна с желтыми занавесками






                                                                         Глава восьмая



Ванная комната искрилась от летающих в воздухе мыльных пузырей. Вуди, сидя со мной в ванне, в пушистой как снег пене, пускала их коктейльной трубочкой. Какие-то пузыри радужными шарами падали, растворяясь в белоснежной пене, какие-то - полусферами зависали на мокрых стенах, напоминая собой растолстевших лягушек, которые, словно набрав полные груди воздуха, в надежде покорить нас своим пением, лопались, едва начав свои арии, осыпали наши головы мелким искрящимся дождиком.

От обилия пены и пузырей ванная комната мне казалась небесным облаком. Необычайно широкая и длинная в ней ванна была похожа на индейскую пирогу, а Вуди с трубочкой в маленьком рту - на краснокожего индейца, выпускающего из духового ружья отравленные стрелы. Раньше мне никогда не приходилось видеть такую большущую ёмкость для купания, ведь дома у мамы она больше походила, если не на корыто, то на что-то очень близко напоминающее раковину.

- В вашем возрасте… - разорвала нашу пузырьковую феерию бабушка Нюра, – у нас такого не было, чтоб взял и набрал из крана водицы, да еще и полную ванну, - ведёрками издали её натаскать надобно было…

Первое впечатление от знакомства с бабушкой у меня произошло, когда она ловко увела нас мыться, едва мы с Вуди – понурые и чумазые - переступили порог квартиры.

В белоснежной, длинной, до самых пят сорочке, больше походившей на платье, выделанной из грубой льняной ткани ручной работы и обильно вышитой гладью с васильками небесного цвета, небольшого роста бабушка, предстала в моем воображении доброй феей, появившейся словно из неоткуда, услышав, что нам с Вуди требуется помощь. Её ноги украшали высокие, похожие на сапожки, вязанные тапочки. Ухоженные седые волосы, аккуратно заплетённые в две толстые косы и заколотые резными деревянными гребнями, ещё больше подчёркивали образ доброй волшебницы. Глаза настолько сильно излучали энергию добра и любви, что её посечённое временем лицо казалось мне белоснежно-белым. Она смотрела на меня таким тёплым обволакивающим нежностью взглядом, отчего меня переполнило чувство растерянности (ведь для неё я - лишь незнакомая девочка), и неизвестное до этого чувство родства и близости - словно мы всегда с ней были вместе.

Она сразу поняла, что нас ждёт, поэтому, пообещав Марии Ивановне, что вымоет нас не хуже Мойдодыра и проведёт воспитательную беседу, прямиком повела в ванную комнату.

В этот день, благодаря её доброте, хоть и с небольшой отсрочкой, но нам  всё же удалось избежать гнева апельсиново-волосой женщины.

- А издали это откуда? – полюбопытствовала я, и, случайно вобрав в нос пены, громко чихнула. Впервые, за все время нашего знакомства, Вуди хихикнула, чем вызвала у меня непреодолимое чувство радости. И я, чтобы окончательно её развеселить, специально, еще раз, набрала в нос пены и снова громко чихнула. Смех Вуди ласкал мой слух звоном колокольчиков.

- Из речки, деточки… глубокой и о-о-очень опасной, – дождавшись пока Вуди прекратит смеяться, бабушка продолжила с нами разговор, - в те времена водичку-то все оттуда черпали. Речка тогда нас и поила, и кормила… хоть и строгая была… и таинственная.

- Таинственная?.. – с любопытством спросила я.

- Да, деточки. Люди в деревне тогда думали, - продолжила бабушка,- что поселилось в ней какое-то чудище - уж много душ человеческих загубила… да и зверья всякого с домашней скотиною.

- А вы не боялись туда ходить?.. – Не унималась я.

- Это я сейчас всего боюсь… а тогда у нас одно желание было – увидеть того душегуба.

- И как, увидели?.. Расскажите нам про него!..- С не присущей мне наглостью, словно забыв, что передо мною стоит едва знакомый мне человек, я продолжала третировать своими вопросами бабушку.

- Ох… давняя эта история, всего уже и не припомню… - продолжала бабушка. - Мне тогда жутко страшно было… А вы... не испугаетесь?.. Улыбнувшись, посмотрела на нас бабушка.

- Нет, конечно!.. – выпалила я в ответ, будто ждала, о чём именно должна спросить нас бабушка, и перевела взгляд на Вуди. Та, чтобы не показаться передо мной трусишкою, утвердительно кивнула головой, но в её глазах можно было прочесть, насколько история, которую мы сейчас услышим, будет действительно страшной.

- Ну, хорошо, внучатки, слушайте! – сев на рядом стоящую с ванной табуретку, седоволосая фея начала свой рассказ. - Давно это было. Как я уже и говорила, была я тогда примерно вашего возраста. Из нашей деревни, к той самой речке, вела всего одна тропинка, кругом же были - непроходимые топи, с густо поросшими камышами. Мама мне тогда строго настрого наказывала ходить только этой тропинкой, и нигде не сворачивать. Но в деревне тогда у всех стоял один вопрос: что ж за чудище поселилось в речке? И я как-то подумала: раз тропинка к речке одна, то может чудище видит нас, когда мы по воду ходим. Тогда-то я и прибегла к хитрости - чтобы наконец увидеть его. И вот, одним ранним утром, я шла уже по новому пути - сквозь камыши. В одной руке у меня - небольшое ведёрко (я маме сказала, что пошла по воду), в другой – палка, с помощью которой я расчищала себе дорогу. Не дойдя до берега, чуется мне тоненький мышиный писк. Бурное течение реки несло маленькую полевую мышку. Мне стало жалко её. И я зашла по пояс в речку, в надежде достать её своей палкой. Но сильный поток реки относил её всё дальше от меня. Тогда я схватила своё ведёрко, и, сломя голову, бросилась вдоль берега догонять её. И вдруг на моём пути вырастает непроходимая стена из камыша.

Бабушка так увлечённо, с детским азартом и переполняющими её сердце чувствами, проведывала нам события того незабываемого дня, словно всё это приключилось с ней вчера, мне казалось, будто перед нами сидит девочка, которая, тайком от родителей, закрывшись в ванной комнате, делится приключениями со своими подружками.

Моё внимание привлекло лицо Вуди. Оно красноречиво передавало все те чувства, которые витали в воспоминаниях бабушки: испуг - быстро переходящий в удивление, оттенки радости - меняющиеся со скоростью молнии на более холодные тона. Никогда мне еще не приходилось видеть столь быструю смену эмоций. Меня забавляло это, где-то удивляло, и в то же время, порождало ещё больший интерес к этой необычной, молчаливой девочке.

Бабушка, налив мне на голову шампунь, ласково, словно обращаясь не ко мне, а к той полевой мышке, прошептала, чтобы я самостоятельно вспенила себе голову и продолжила свой рассказ:

- Не колеблясь, я стала обходить камыши вброд, как вдруг с головой ушла под воду…

После этих слов, Вуди попробовала инсценировать бабушкино погружение, и, едва опустив голову и поперхнувшись водою, вынырнула, выплёвывая изо рта пену. Образовавшийся под носом мыльный пузырь, рассмешил нас с бабушкой. Вуди поначалу сидела, надувшись на нас, сморщившись, сведя брови, но уже через минуту разлилась звенящим громким смехом.

 - …Место это оказалось очень глубоким. Я попыталась всплыть, но ведёрко в руке тянуло меня ко дну. Я бросила его, и всплыла... но почему-то далеко от берега. Оказалось, что меня отнесло течением… Я даже не заметила, как меня уже кружит по какой-то огромной воронки, а рядом - та самая полевая мышка. Нас, словно на карусели, гоняет по кругу зловещий водоворот. Это то самое ненасытное чудовище пытается затянуть нас с мышкой в своё глубоководное царство…

Бабушка, прервала свой рассказ, улыбнулась, чем немного смягчила наш испуг, и принялась смывать с моей головы шампунь.

- Не бойтесь, деточки, дальше будет не страшно… - с нежностью в голосе проговорила бабушка. – …Случайно рукой я цепляюсь за ветку дерева, которое росло на берегу. Его молнией переломило пополам. Верхушкою оно ушло под воду, а вот корнями всё же продолжало держаться за берег, как мы с мышкой - боролось за свою жизнь. Почувствовав надежду на спасение, я крепко схватилась за ветку, и не спеша - чтобы не оторвать - стала тянуть её к себе, перебирая по ней руками… Ах, да, чуть про мышку не забыла! Я поймала её и посадила к себе на голову. Так мы с ней и выбрались на бережок…

Ванная комната наполнилась детским радостным смехом.

- На бережку обсохла, - продолжила бабушка, - сразу было побоялась идти домой, ведь мой внешний вид и загубленное ведёрко красочно объяснили бы маме, что со мною произошло.

- Мышку тоже с собой забрали? – спросила я.

- Какой там!.. - с сожалением сказала бабушка,- стоило мне опустить её на земельку, как она махнула мне хвостиком, в знак благодарности, и убежала к своим деткам… или может как я - к маме.

Поднявшись с табуретки, бабушка принялась мыть голову Вуди. Взбив её рыжие волосы в большой пенный шар и немного помассировав, она обильно смыла их водой.

- А чудища того так никто и не увидел… - положив душевой шланг на раковину, поспешила закончить свой рассказ бабушка, - зато теперь точно все знали, где его место обитания… и врата в подводное царство.

Вуди, стараясь не пропустить ни единого слова, молча следила за каждым движением губ бабушки.

- Бабушка Нюра, это чудище ещё там? – Взволновано, спросила я.

- Думаю, да, деточки…

- Сколько можно плескаться?!. – разорвал нашу идиллию, по ту сторону двери, какой-то недовольный мужской голос, отчего мы с Вуди испуганно вздрогнули.

- Не бойтесь, деточки, это не чудище, это папа Люлечки, - с иронией успокоила нас бабушка, – вытирайтесь, а я пока сбегаю за вашими пижамками.

Набросив на нас полотенца, бабушка вышла из ванной комнаты. "Люлечка?.. – Молча удивилась я, и продолжительно посмотрела на Вуди, - оказывается, у неё два имени… и одно смешнее другого… Гм… Люлечка!.. Это как люлька для младенцев, что ли? Странное имя!.."

Вуди вылезла из ванной, и тщательно стала вытирать ярко-зелёным полотенцем своё белоснежное густо покрытое веснушками тело. Моё воображение не переставало рисовать красками. Я представила себе, что она вытирается водорослями из того подводного царства…

    Цвета перемешивались с чувствами: страхом – который отголоском всё ещё витал в моей голове, восторгом – что, оказывается, бабушка была такой же бесстрашной, как и я, девочкой, и печалью – что раньше у меня никогда не было такой семьи… такой бабушки, которая вот так, словно близкая подружка, рассказывала бы мне свои незабываемые истории.